Поскольку о редакциях ф-п концертов Чайковского имеется отличная статья Хотеева, которую я нашёл в интернете, я решил начать ею поток (см. выше). Эта статья интересна не только сама по себе, но и по той причине, что автор её лично сыграл все ф-п концерты Чайковского и записал их с известным дирижёром и оркестром.
Я никак не могу найти эти диски, чтобы послушать его исполнительский вариант, интересный по многим причинам, а прежде всего потому, что в отличие от Лазаря Бермана, взявшего за основу своей интерпретации последнюю авторскую прижизненную (!) редакцию партитуры, Хотеев сыграл тот самый вариант фортепианной (!) партии, который Чайковский играл выдающемуся русскому пианисту Николаю Рубинштейну.
Чтобы понять, о чём идёт речь, предоставим слова самому Чайковскому.
Тут я должен сделать небольшое "лирическое отступление", чтобы обратить внимание на блистательный литературный стиль Чайковского, свойственный ему даже в письмах, а не только в музыкально-критических статьях, создавая которые он, разумеется, гораздо более тщательно выбирал выражения и подыскивал формулировки, но тем не менее его писательский талант ярко проявился и в личной переписке.
Что рассказал Чайковский по этому поводу, можно прочитать в его переписке с фон Мекк, а также в моей статье "Отличия редакций 1-го фортепианного концерта Чайковского", любезно размещённой Иваном Фёдоровым на сайте Бельканто по следующей ссылке:
http://www.tchaikov.ru/predlogoff-concerto1.htmlЦитата из письма Чайковского фон Мекк:
–––––––-
"В декабре 1874 года я написал фортепианный концерт….
……………….
Я уже не мальчик, пытающий свои силы в композиции, я уже не нуждаюсь ни в чьих уроках, особенно выраженных так резко и недружественно. Я нуждаюсь и всегда буду нуждаться в дружеских замечаниях, но ничего похожего на дружеское замечание не было. Было огульное, решительное порицание, выраженное в таких выражениях и в такой форме, которые задели меня за живое. Я вышел молча из комнаты и пошел наверх. От волнения и злобы я ничего не мог сказать. Скоро явился Рубинштейн и, заметивши моё расстроенное состояние духа, позвал меня в одну из отдалённых комнат. Там он снова повторил мне, что мой концерт невозможен, и, указав мне на множество мест, требующих радикальной перемены, сказал, что если я к такому-то сроку переделаю концерт согласно его требованиям, то он удостоит меня чести исполнить мою вещь в своём концерте. «Я НЕ ПЕРЕДЕЛАЮ НИ ОДНОЙ НОТЫ,— отвечал я ему,— И НАПЕЧАТАЮ ЕГО В ТОМ САМОМ ВИДЕ, В КАКОМ ОН НАХОДИТСЯ ТЕПЕРЬ!». Так я и сделал".
––––––-

В который раз уже перечитываю это письмо, но каждый раз не устаю удивляться словесной изобретательности и мастерству язвительных высказываний композитора

Чувствуется, что даже по прошествии нескольких лет досада всё ещё глодала Чайковского: он никак не мог забыть того высокомерного разноса, который устроил ему один из братьев-основоположников русской фортепианной школы – один из величайших пианистов и художественных организаторов !
Это письмо, в частности, выявляет причины того, почему Чайковский опубликовал первоначальную ф-п редакцию, так и не удосужившись проконсультироваться у кого-либо ещё из пианистов по поводу виртуозной стороны ф-п партии концерта.
По этому поводу я сегодня хотел бы сказать: КАКОЕ СЧАСТЬЕ, что Пётр Ильич решился опубликовать свою первоначальную редакцию, всецело понадеявшись на свою интуицию.
Хочу также обратить внимание на то обстоятельство, что автор издал КЛАВИР концерта, в котором партия оркестра была изложена для второго рояля. Это важно отметить в том плане, что ПАРТИТУРА первоначальной редакции не издавалась и, судя по всему, в тот момент ещё не была готова.
Зато при жизни автора в 1879 году была впервые издана партитура, которая содержала уже не первоначальную редакцию ф-п партии, а переработанную АВТОРОМ редакцию, скорее всего, не без помощи того же Н.Рубинштейна, а также, возможно, Бюлова. К сожалению, сегодня мы можем лишь гадать, кто именно приложил руку к редакции ф-п партии, размещённой в первом издании партитуры.
Вообще говоря, то обстоятельство, что первое издание концерта было осуществлено в виде клавира, ставит под вполне закономерное сомнение правомерность исполнения первоначальной ф-п редакции совместно с более поздней редакцией оркестровой части партитуры. В самом деле, разве остальное творчество Чайковского не позволяет с осторожностью относиться к подобного рода экспериментам, разве изменение изложения одной части партитуры не подразумевает приведение другой её части в соответствие со сделанными изменениями ?
Вопрос серьёзный !
Ответ, полагаю, лежит на поверхности: ведь не менял же Зилоти оркестровку в СВОЕЙ редакции 1-го ф-п концерта Чайковского – и кого это взволновало ?! Кстати, по иронии судьбы и даже по какому-то злому року именно ЕГО ущербная редакция сделалась общеизвестной и общепринятой ! Следует также обратить внимание, что ф-п редакция Зилоти, хотя и была издана незадолго до смерти автора, считаться "аутентичной" никак не может, т.к. автор к тому моменту, по сути дела, уже махнул рукой на свой 1-й концерт и с досадой вспоминал о том, что произведение нуждается в каких-то коррективах, это видно и по его переписке с Зилоти: попросту говоря, "редакция" Зилоти по бОльшей части является самой настоящей отсебятиной редактора.
У меня не укладывается в голове, как её могли принять к исполнению Гилельс и Рихтер ?? Сила инерции ? "Традиция" ?
А как могли играть зилотиевскую редакцию ВТОРОГО ф-п концерта Чайковского ? Неужели пианистам ничего не подсказывало их музыкальное чутьё ? Или они не проявляли любознательности ?
Короче говоря, в случае изменения партии солиста на фоне одной и той же оркестровки вполне достаточно не текстуальных, а исполнительских корректив. Полагаю, что опыт исполнения первоначальной авторской ф-п редакции с оркестровкой, запечатлённой в прижизненном издании партитуры, вполне доказывает правомерность и даже необходимость исполнения именно ЭТОГО варианта ф-п партии.
От себя хочу добавить, что тот вариант ф-п партии, который попал в партитуру (т.е. второй условно "авторский"), всё же представляет собой нечто гораздо более адекватное и гораздо более ПОХОЖЕЕ по музыке на первоначальную редакцию, нежели вариант Зилоти: по сути дела Зилоти внедрялся в саму МУЗЫКУ – он не просто изменял ф-п партию, а изменял её так, что НАРУШАЛ баланс звучания солиста и оркестра, до невозможности ВЫПЯЧИВАЛ партию солиста, превращал её в нечто "листовское", лишал ф-п партию концерта РУССКОГО пианистического колорита. Последнего простить ему просто невозможно. Редакция Зилоти толкает исполнителей на путь виртуозничества, демонстрации пианистической бравады – и тон такому понимаю задают уже первоначальные "убойные" слитные аккорды, долженствующие раздавить оркестр. Именно так оно и получается: как правило во вступлении ф-п партия теснит оркестровую, внимание приковывается к мощным аккордам солиста, а сама тема, звучащая в оркестре, которой присущи яркие национальные черты, оказывается на периферии и музыкантского, и слушательского внимания.
Предлагая послушать исполнение Лазаря Наумовича Бермана, взявшего за основу ВТОРУЮ авторскую редакцию (а не первую, как то на всех его пластинках и во всех программках и рецензиях было обозначено в 80-х гг 20-го века !), я отдаю себе отчёт в том, что пианист всё же взял за основу не первородный авторский замысел.
К сожалению, сегодня, когда Лазаря Наумовича уже нет на этом свете, мы не можем задать ему вопрос, ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ ПЕРВУЮ ?? Полагаю, однако, что ответ лежит в плоскости его личных пианистических предпочтений: будучи одним из величайших виртуозов за всю историю пианистического искусства, Л.Берман, как думается, нашёл первоначальную авторскую редакцию недостаточно пианистичной. В результате даже он, т.е. пианист, ПЕРВЫМ после почти векового тиражирования зилотиевских изменений сыгравший и записавший 1-й концерт Чайковского в более адекватном звуковом обличии, не сумел добраться до самых корней всей этой – почти детективной ! – истории

Рассматривая пианистические решения первой редакции, я прекрасно понимаю, ПОЧЕМУ он не захотел исполнять именно её – конкретные моменты можно будет отметить по ходу рассмотрения, как и наметить пути их решения.
Следует также упомянуть, что Лазарь Берман был одним из лучших и любимейших учеников Гольденвейзера – а ведь именно Гольденвейзер, будучи ещё в дореволюционную эпоху посвящённым во всю эту историю с редакциями концертов Чайковского, посчитал принципиально важным делом опубликовать в Полном собрании сочинений Чайковского не зилотиевскую, а именно авторскую версию ф-п партии 1-го концерта. Разумеется, что в том же издании была также опубликована авторская версия и 2-го ф-п концерта, к которой Зилоти тоже успел приложить свои "умелые руки" ! Вообще, это поразительно: бывают же такие редакторы, которые снизводят до своего уровня всё, к чему прикасаются ! Единственное, что можно слушать из его транкрипций и редакций (с позволения сказать), так это прелюдию Баха из ХТК – да и то отдавая себе отчёт, что это уже не "Бах", а его отражение в зеркале романтизма, но "отражение" по-своему интересное, а самое главное, не претендующее на ПОДЛИННОСТЬ.
Без сомнения, взявшись за пересмотр нотного текста и традиций исполнения 1-го концерта, Лазарь Наумович совершил "творческий подвиг", имевший далеко идущие последствия, которые далеко ещё не исчерпаны, а наоборот, только развиваются. В частности, изыскания Андрея Хотеева и его горячий интерес к теме разнообразия редакций произведений Чайковского для ф-п с оркестром я напрямую связываю с появлением записи Л.Бермана – мало того, что Берман пробил "круговую оборону" виртуозов, которые, стиснув зубы, насмерть стоят на защите зилотиевской редакции, так ему вдобавок удалось создать великолепную собственную исполнительскую версию второй авторской редакции, что сразу поставило его в ряды лучших исполнителей и глубочайших знатоков этого произведения. С учётом феноменальной пианистической оснащённости, звукового мастерства, безупречного владения кантиленой, пресловутого умения "петь на рояле", выявляющего принадлежность Л.Бермана к русской ф-п школе, можно констатировать, что до сих пор его исполнение данной редакции является непревзойдённым: трудно представить себе более "русское" исполнение этого замечательного концерта ! Пожалуй только Эмиль Григорьевич Гилельс в своих поздних записях вплотную приблизился к подобному художественному качеству, хотя играл зилотиевскую редакцию – но уже в его исполнении как бы проглядывали контуры ДРУГОГО исполнительского подхода, которые, однако, не могли быть полностью выявлены на зилотиевском материале. Пожалуй только с появлением поздней записи Бермана стало ясно, что именно проглядывало в исполнении Гилельса – через шелуху редакторских зилотиевских отсебятин Эмиль Григорьевич как бы "провидел" возможность лирического истолкования концерта: можно лишь подивиться интуиции выдающегося музыканта !
Итак, слушая Лазаря Бермана, следует иметь в виду, что это ещё не самая ранняя авторская версия, но даже если послушать хотя бы её, то уже становится ясно, как далеко увели зилотиевские (казалось бы чисто пианистические !) решения от подлинной сути гениальной музыки Чайковского !
Вспоминаю свои личные впечатления от первого прослушивания этой редакции в исполнении Бермана в БЗК – тогда Берманом ещё не была сделана запись, которую ныне можно считать хрестоматийной.
Помню афишу БЗК – исполнение 1-го концерта Чайковского в авторской редакции.
Тогда подумалось: надо же, дескать, и у этого сочинения есть "редакции" ! Но не придал большого значения словам афиши – я, собственно, шёл не на "редакцию", а на Бермана, концерты которого никогда не пропускал. Мне, собственно, не было "по штату" положено знать о редакциях 1-го концерта – я не исследователь и не теоретик. Вернее, что-то такое я туманно помнил из переписки Чайковского с фон Мекк и из других источников, но давно уже "поверил" пианистам в том плане, что признал за ними привилегию "поправлять" Чайковского, так как тот, дескать, "не пианист".
Таким образом, я не заглянул в ноты ПСС Чайковского и не был подготовлен к восприятию неведомого варианта – и вот, прослушав знакомые всему миру первые звуки оркестрового вступления, я ожидал услышать бравурные фортепианные аккорды и вдруг .......... я их не услышал ! Пианист играл что-то ДРУГОЕ ! Помню отчётливо недоумение зала – все как-то напряглись, очевидно полагая, что пианист или забыл текст или что-то в этом роде. Но помню и другое странное ощущение – вдруг открылась ТЕМА в оркестре ! Это меня поразило – она же тут всегда была задавлена пианистами: я вспомнил какие-то давние свои листания ПСС и понял, что это и есть та самая "авторская редакция", вот она, звучит ! Подавив изумление, я начал вслушиваться и тут произошло ещё одно "чудо" – когда пианист доиграл вступление до того места, где музыка, исполняемая солистом, в зилотиевской редакции плавно переливается в привычный текст арпеджированных аккордов, я вдруг понял, что эти самые "арпеджио" есть остатки авторской редакции, в которой ВСЕ аккорды с самого начала и до этого места арпеджированы !
Если коснуться моей личной "предыстории", то меня давно смущал этот момент, а именно: в общепринятой редакции монолитные аккорды вступления в какой-то момент ВДРУГ превращались в арпеджированные и это слушается СТРАШНО НЕУКЛЮЖЕ ! Я недоумевал: как мог автор прибегнуть к такому дешёвому трюку – зачем тут арпеджио ? Неужели нельзя было сбросить мощь аккордов как-то более изобретательно, нежели прибегая к столь незатейливой смене фактуры ? Стыдно вспомнить, но я это отнёс по привычке всё к тому же: автор "не пианист". Кто же мог подумать, что не только я, а почти все поголовно находятся в заблуждении !
И вот всё объяснилось !
Понадобилось "явление Бермана", чтобы посыпались штампы с этого гениального сочинения. Не скрою, что с того момента я неожиданно для самого себя сделался ярым фанатом этого произведения: я им буквально заболел и фанатею над ним до сих пор ! Я не мог тогда успокоиться, пока сам лично не проиграл весь клавир 1-го концерта из Полного собрания сочинений и не ознакомился детально со всей тёмной историей появления его "редакций", дополнив пояснения специалистов чтением переписки Чайковского и Зилоти.
Наконец-то объяснились всяческие несуразности, которые я ранее относил (стыдно сказать !) на счёт "неумелости" автора ! В частности, я был поражён ещё одним "чудом" – в третьей части концерта вдруг из небытия выплыло сразу несколько страниц текста ! Финал зилотиевской редакции мне всегда казался каким-то КУЦЫМ в сравнении с другими частями – это элементарно объяснилось тем обстоятельством, что в 3-й части была сделана громадная купюра ! Моё ощущение формы подсказывало, что тут какой-то просчёт, но я не мог чётко объяснить свои смутные догадки. И наконец, ещё один сюрприз – оказывается те стенобитные октавы в обеих руках "соль-фа" перед кодой, которые исполняются козлиными скачками по нескольким октавам и в которых по обыкновению страшно мажут, как оказалось, в оригинале представляют собой "тяжёлую" (как бы "оркестровую") трель ! Т.е. совершенно другой ОБРАЗ ! Более того, подобные трели встречаются и в других частях концерта, но в финале трель была настолько изуродована Зилоти, что её даже узнать было невозможно.
Я был сражён: выяснилось, что все те моменты, против которых восставало моё музыкальное чувствование, были подправлены "умелыми ручками" Зилоти !
А уж когда я ознакомился с тем, что он вытворял со 2-м ф-п концертом Чайковского, я удивился ещё больше – как музыканты могли принять к исполнению подобный вздор ?
И по сей день для меня сие является "великой тайной". Мне это всё напоминает "сговор виртуозов" против музыки – все сговорились, что "Чайковский не пианист", и приняли к исполнению редакцию "пианиста" Зилоти. Перефразируя Г.Г.Нейгауза, хотел бы сказать, что Зилоти, конечно, не Венера Милосская, но руки ему отбить в своё время не помешало бы !
Должен также с удовлетворением отметить, что недавно питерским издательством был переиздан 1-й концерт Чайковского именно в том виде, в котором он был размещён в Полном собрании сочинений под редакцией Гольденвейзера.